Кто мы? Россияне? Русские? Дагестанцы? Аварцы-лакцы-кумыки? Мусульмане? Правоверные? Неверные? Кто для нас подводник Магомед Гаджиев? Несомненно, герой. Герой какого времени? Того, в котором умирали за Родину – за Сталина? Сегодня за это не умирают: той родины уже нет, культ личности развеян. Героев делает время. Герои служат воплощением заданной системы ценностей. А кто задаёт систему ценностей? Общество? Государство? Духовенство? Интеллигенция? В этом номере мы публикуем три материала – Гусейна Абуева «Ответственность власти» (8 стр.), Ахмеда Магомедова «Два щита России» (27 стр.) и интервью с Тамерланом Гаджиевым «Глядя в будущее» (26 стр.), каждый из которых констатирует идеологический вакуум в дагестанском обществе. Пути же его преодоления предлагаются разные как по содержанию идеологии, так и по разработчикам и её исполнителям. Заметим, что все три автора критикуют официальные власти за бездействие (или противодействие) в этом направлении. Но для одного из них государство – разработчик и популяризатор идеологии, для другого генератором и проводником её выступает интеллигенция, для третьего идеологическим центром является Духовное управление мусульман Дагестана. Бенедикт Спиноза определял свободу как познанную необходимость. ПОЗНАННУЮ. Мы свободны, когда обладаем правом выбирать. Не слепо доверяясь тому, кто указывает путь, а руководствуясь разумом. Свобода есть познанная необходимость.
– В «Молодёжи Дагестана» ваша авторская рубрика «Фактор истории», в рамках которой вышло 60 историко-политических миниатюр, проходила под девизом «Кто управляет прошлым, тот управляет будущим». С начала 2007 г. она исчезла с полос газеты. Почему? Будущее, в отличие от прошлого, оказалось неподвластным истории?
– Нет. Будущее народа определяется и направляется его историей, но одной, отдельно взятой колонки для этого явно недостаточно.
– Ну и что же вы намерены делать или предложить в дальнейшем?
– Сегодня я уже ничего не собираюсь предлагать, поскольку намерен действовать самостоятельно. Тем более что технический уровень и правовая ситуация в Российской Федерации это вполне позволяют. И только царящий в дагестанском обществе сервилизм может стать серьёзным, но, надеюсь, преодолимым препятствием.
– Насколько я знаю, сервилизм – это раболепство, прислужничество, рабская угодливость. Звучит резко. Может, разъясните, что имеете в виду?
– Разумеется, употребив этот термин, я имел в виду не дагестанское общество в целом, а лишь его верхний, якобы думающий и правящий слой. И тут я мог бы привести массу примеров, боюсь только, что для них не хватит полос газеты и многие окажутся не упомянутыми. А поскольку избирательность таит в себе несправедливость, ограничусь несколькими примерами из личного опыта.
В январе 2002 г. я защитил докторскую диссертацию «Государство, общество и право в Дагестане (с древнейших времён до второй четверти ХIХ в.)», т. е. в традиционном Дагестане. Причём защитил не где-нибудь в медвежьем углу, а в Москве при непосредственном участии ведущих научных центров страны, а именно: Института этнологии и антропологии РАН, Института Российской истории РАН и Института археологии РАН. И сделал это, преднамеренно осложнив себе задачу, исключительно для того, чтобы уже никто в Российской Федерации не имел права априори отрицать её концептуальные положения и выводы. Не в целях саморекламы, а для того, чтобы лучше высветить ситуацию у нас в республике. добавлю, что в документах, направленных в Высшую аттестационную комиссию, подчёркивалось, что «…исследование представляет собой принципиально новую, фактографически аргументированную концепцию истории Дагестана», «содержит немало оригинальных идей и суждений, способных радикально изменить устоявшиеся историографические клише» и «безусловно, займёт заметное место в российском кавказоведении». Главный же вывод диссертации состоял в том, что Дагестан является древнейшим на территории Российской Федерации государственным образованием, международное признание которого датируется 567 г. Причём эта дата установлена на основании многочисленных источников мирового значения. Так что через десять лет мы имеем все основания отмечать 1450 лет нашей, подчеркну особо, общедагестанской государственности.
Это государство, как и современное, было полиэтничным и представляло собой феодальную федерацию, абсолютно не похожую на русское централизованное, а точнее, вотчинное государство. Но оно имело аналоги как в Передней Азии, так и в Западной Европе. Во главе его стоял, что юридически верно, император, или падишах, как он именуется в многочисленных и хорошо известных источниках. В рамках этого государства, объединившего политическими узами близкородственные дагестанские этносы, включая тюркоговорящих кумыков, и сформировался дагестанский суперэтнос. Кстати, после русских и татар третий по численности в нашей стране. Должен подчеркнуть, что наше реальное многоязычие и так называемое «национальное деление», извратившее за последние 70 лет этнолингвистическую ситуацию в республике, никак этому не противоречат. А вот единая для всех дагестанских этносов правовая система и, конечно, формирующая общественные структуры и институты политической власти потестарная культура убедительно доказывают, что в Дагестане мы имеем дело с суперэтносом, облачённым в форму государственного целого. Одного этого достаточно, чтобы сформулировать общедагестанскую национальную идею, способную консолидировать республику изнутри и поднять её статус в стране и мире. Но дагестанская академическая наука оказалась неспособна оценить перспективы, открывающиеся перед Дагестаном в результате моего исследования. Конечно, это можно объяснить элементарной профессиональной ревностью, а не сервилизмом сознания, не позволяющим даже помыслить дагестанскую государственность как опережающую русскую на триста с лишним лет. Но не думаю, что стоит низводить столь значимый для Дагестана вопрос до уровня ущемлённых амбиций. Ведь, в отличие от диссертации, моя постоянная колонка в газете была адресована не профессионалам. А ещё прежде я предложил главному редактору журнала «Дагестан» Далгату Ахмедханову пересказать, с учётом его журналистского опыта, раздел моего исследования, посвящённый становлению и развитию дагестанской государственности. Что он и сделал в трёх последних номерах своего журнала за 2005 г. Но результат был тот же. Наши управленческие структуры просто неспособны воспринимать всё, что укрепляет и возвышает Дагестан, в силу присущего им патологического сервилизма.
– Кого конкретно вы имеете в виду?
– Тот же Миннац вкупе с Минкультуры и Минобразования. Или, скажем, информационно-аналитическое управление президента Дагестана, который, как вы знаете, постоянно говорит о необходимости радикально улучшить имидж республики в федеральном информационном пространстве. Именно поэтому более года назад я направил на его имя письмо, в котором, разумеется, не просил ничего лично для себя. Я руководствуюсь правилом, которое Михаил Булгаков вложил в уста Воланда, советовавшего Маргарите: «Никогда ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас». В письме на двух страницах был изложен политтехнологический проект, не требующий ничего, кроме политической воли. При этом он намечал пути и методы подлинной, а не демагогической этнополитической и конфессиональной консолидации Дагестана при одновременном повышении его этнокультурного статуса в рамках российского федеративного государства. Убеждён, что в международной ситуации, складывающейся вокруг Черноморско-Каспийского бассейна, это крайне необходимо. Причём Российской Федерации даже в большей степени, чем Дагестану. И если это не всегда осознаётся федеральным центром, то я могу это доказать самым убедительным образом.
– Ну и какова судьба вашего проекта?
– Весьма поучительна. Письмо, как и следовало ожидать, попало в администрацию президента, а там от него поспешили избавиться, переправив в Институт истории, археологии и этнографии ДНЦ.
– Какое отношение ваш политтехнологический проект имел к академическому институту?
– По сути, никакого. Но поскольку о шагах, предпринятых администрацией, меня никто официально не уведомил, могу предположить, что там возобладала простенькая мысль: как бы чего не вышло. И захотелось спрятаться за так называемую «научную экспертизу» данных, положенных в основу проекта, забыв, что они уже прошли все необходимые экспертизы в Москве. Остаётся только удивляться, как подобное недоверие уживается в сознании дагестанских чиновников с их же пиететом по отношению ко всему исходящему из столицы.
– Но мне всё-таки непонятно, как могут настораживать и тем более пугать научные данные из официально и публично защищённого исследования?
– Вам доводилось читать стихотворение Расула Гамзатова «Слово о старшем брате»? Оно было опубликовано в начале 50-х годов. Так вот, метафора, лежащая в его основе, настолько прочно овладела сознанием многих дагестанцев, что они отучились различать понятия «старший» и «большой». Моя же работа доказывает, что среди всех государственных образований, составляющих Российскую Федерацию, старшим является именно Дагестан. И этого не следует пугаться. Ведь даже в советские времена никто не оспаривал и не пугался исторического старшинства Армении и Грузии по отношению к прочим союзным республикам, включая Россию. А Дагестан, хоть и принадлежит этнолингвистически Северному Кавказу, в культурно-историческом плане, несомненно, является частью Закавказья и, соответственно, Передней Азии.
– Ваш диагноз дагестанскому обществу внушает пессимизм.
– Нисколько. Ведь это всего лишь диагноз болезни, которой болели многие народы, причём некоторые из них – неоднократно. Вспомните, каким удручающим сервилизмом по отношению к Западу была проникнута политика, да и идеология времён Ельцина. А сегодня о ней вспоминают разве что историки. И то же может случиться с нами, если, конечно, определить верный курс лечения. Собственно, этим я и хочу заняться.
– И у вас есть определённый план?
– Разумеется, иначе это интервью не имело бы смысла… ]§[
- 4 просмотра