[ «Апанди – всего лишь жертва» ]

Разговор с хозяйкой Первой галереи – фактически монолог. Фактов и смелых утверждений которому придаёт солидный для любой современной галереи 10-летний возраст, эмоций – недавнее интервью «ЧК» Апанди Магомедова. Джамиля Дагирова: об Айдан, конкурентах, Апанди, временном затишье в Первой, энциклопедии художников Дагестана и коллекционерах.

– Такое ощущение, что интервью ваше было написано в 98-м году. Всё это было, мы с этим сталкивались, когда нас Министерство культуры спрашивало: «Но всё-таки что такое “Первая” и что такое “галерея”?» Такое было. Люди приходили, как он говорит, считали стоимость холста и подрамника, так определяя цену картины.

– …А сейчас?

– Я была в Европе, в Америке и на Востоке. И везде интересовалась, как работают галереи. И самое удивительное, что обнаружила: это то, что мы вот в этой тьмутаракани работаем в рамках, в структуре и по законам общегалерейного дела, правильно ведём выставочную политику. Единственный наш промах – у нас, как и везде в России, не было правовой базы. Когда создавалась галерея, она была как всероссийский субботник, в котором все принимали участие. И даже те художники, которые сейчас немножко в позу встали.

– Ну, Апанди же о другом говорит…

– Он говорит, что у нас существует пренебрежение, так вот этого вообще нет! Мы каждый год ездим на «Арт-Москву». Это такая, знаете, очень дорогая учёба получается. В этом году мы выложили 6 тысяч долларов за 6 дней работы в Москве, притом что практически ничего не продаём, вот разве что раньше Апанди того же. Понятно, что от Москвы мы отстаём. Но мы параллельно отстаём и во всём остальном. И то, что люди не стоят в очереди за покупкой актуального искусства, – это тоже вполне понятно. Года только 3–4 в Москве стало модно покупать все эти вещи, ходить на «Арт-Москву». У нас – то же самое.

– На «Арт-Москве» наши картины хорошо продаются?

– Зависит от того, что мы привозим туда. Апанди – безусловно, Супьянов всем нравился, Мусаева возили с его проектом «Идентификация» – тоже очень популярен был: приходили, смотрели, щёлкали на мобильники много.

– Покупали?

– Покупают там всего один день. Коллекционеров приводят организованно в первый и последний день выставки. Пока ярмарка ещё не открылась, им дают «право первой ночи» – купить всё, что им интересно, а мы-то приезжаем позже. И как провинциалы, но с московскими ценами. Может быть, это наша ошибка. В следующий раз ценовую политику пересмотрим. Потому что все очень хорошо умеют считать деньги и в талантливую вещь, но неизвестную, не раскрученную деньги вкладывать не будут. И поэтому у Апанди цена работ выросла за несколько лет от тысячи долларов до 10 тысяч, и не последнюю роль в этом сыграла наша галерея. Пусть даже он сам при этом параллельно выставлялся в Москве. По масштабу те выставки не сравнить с «Арт-Москвой», где собираются просто все известные наши и мировые коллекционеры, специалисты. И вот, между нами, Апанди для них – всего лишь жертва. Для Айдан Салаховой, для любого из них. Такие, как он, из провинции – потенциальные жертвы. Они их высосут, выдоят, ничего не дав взамен. Это мегаполис. Обольщаться тем, что вот тебя туда позвали и продалось несколько работ, не стоит. Это иллюзия. Там такой темп жизни и такие жёсткие правила! Потому что задача любого галериста – удивить. Это такая особенность нашей работы. Вот была бы здесь ещё одна галерея – было бы всё по-другому.

– Вам нужна конкурирующая организация?

– Да. Без конкуренции, может быть, мы сейчас немного расслабились. Хорошо, если бы была ещё одна галерея, без сомнения.

– И она будет рентабельна?

– В Дагестане – исключено. Я скажу больше: даже московские галереи только недавно стали зарабатывать. Мне говорила об этом Лена Селина, а её галерее «XL» уже 12 лет. И тут нельзя говорить о невежестве. Да, здесь не бегут в галереи и огромного труда стоит издать какую-нибудь книжечку, получить копеечку.

– Почему? Ведь это же бизнес?

– Да, это самый настоящий бизнес, дело, которое должно давать хотя бы зарплату, но почему-то некоторые художники отказывают нам в этом праве. Выставку в галерее хотят иметь все: это хороший статус, уровень, пиар, но когда дело доходит до того, чтобы… Не говорю – расплачиваться, денег с художников ни мы, ни московские галеристы не берём. Там делают по-другому – работают только с теми художниками, которые продадутся, и работают под 80 процентов. На эти проценты и издаются каталоги, делаются фуршеты, оплачивается аренда.

– А у нас?

– У нас существует просто торговая наценка в области искусства, чисто галерейные 20–30 %, всё зависит от конъюнктуры. Мы продаём только то, что выставляем, перед выставкой составляя прайс и согласовывая его с художником, но продажи происходят очень редко.

– С чем это связано? Плохие картины?

– Нет, вот здесь неправильно так рассуждать. Мы же ведь, если сравнивать с Москвой, отстаём не только социально и экономически, но ещё и по уровню своей подготовленности, культурного развития. Поэтому много проблем было с ломкой стереотипов. Думаю, за 10 лет мы много чего добились. И самое главное – это то, о чём я говорю сейчас, – современное искусство. И оно есть. И есть художники, есть направления. И уже узнаваемы стили. Давайте представим на минуту, что этой площадки нет. Не то чтобы нет Дадаевой и Дагировой, но нет именно галереи. Ведь все крупные арт-проекты родились именно во время её существования. Теперь и люди есть, которые нас поддерживают. А тогда, в 98-м, мы сильно рисковали.

– Рисковали?

– Рисковали не попасть. Нам задавали вопросы: почему вы считаете, что это искусство? Это сейчас Апанди и другие художники воспринимаются как данность, а когда мы первый раз выставили его «кизяки» или Мурада Халилова с его первым перформансом. Где-то внутри мы понимали: что-то там есть. Но чёрт его знает, как приняла бы его публика, пресса, это же просто джинны были! Это сейчас мы приглашаем на Мусаева или Дибирова – и все прекрасно представляют, чего ждать. Я не говорю про весь художественный процесс, но появились ещё и коллекционеры, внутренняя борьба в коллекционном мире. Собиратели душ

– У нас есть коллекционеры?!

– Есть, и неплохие. И даже были трения в этой области между ними и галереей, то есть, конечно, неприятно, когда конфликты, ну, так со стороны посмотришь и видно, что цех уже заработал. И есть лица, которые сейчас обладают большими коллекциями. Другое дело, что они далеко не всегда ровные. Я знаю, что только у двух человек коллекции ровные, чистые, потому что они всегда обращаются к услугам специалистов.

– Их имена называются?

– Ну конечно, это Магомедсалам Магомедов и Тимур Гамзатов – наши попечители.

– Ага, вот, значит, наши главные дагестанские коллекционеры.

– Скорее, собиратели. Вот Магомедсалам – коллекционер. Он купил много из лучшего Апанди, много из лучшего Супьянова. И были случаи, когда мы сами говорили и советовали: эту вещь купить НАДО. Чувство вкуса у них изу-мительное; это, думаю, всё от глубины ума. Они не любят лишних слов, но всегда хорошую вещь видят. Мы показывали – они покупали, а вот сейчас мало что есть им предложить.

– Как это мало?

– Вот так! Кончилось! Мы ведь когда начинали, до нас лет 20 никто этим не занимался. Скопилось много материала, художники «наготовили», и мы это всё собрали и лет восемь перерабатывали. А последние два года, если вы заметили, галерея работает ровно, не спеша, громких проектов нет, нет авторов. Нужно время для того, чтобы новое собралось. Хорошо ещё Мусаев фонтанирует, его не остановить, но мы же не можем галерею Мусаевым назвать и постоянно только его выставлять. Интересные у него вещи бывают, но там тоже нужно копать, копать, копать, выбирать: это пойдёт, это нет… А есть ребята, которых уговариваешь. Знаешь, что талантливые, но им то некогда, то ещё какие-то проблемы. Вот недавно Дибирова была выставка. Такое яркое событие, за последние два года точно самое яркое. Так сколько его лелеяли! Лет, наверное, пять.

– Уговаривали, что ли?

– Не то чтобы уговаривали, он и сам, наверное, был бы рад, но не складывалось по личным обстоятельствам. Его на родине, в Хасавюрте, притесняют, и ему негде работать. Мы уже всех подключили, кого можно было, обращались в правительство, говорили, дойдёт до того, что он поедет к Рамзану Кадырову и этот вопрос решит.

– А почему к Кадырову?

– У Дибирова есть страсть в искусстве: он пишет харизматичных людей.

– Довольно ироничные портреты.

– Они очень аккуратные. Там нет иронии, но нет и заискивания. У него есть совершенно шедевральная работа, которую он всё хочет Рамзану подарить, два портрета друг на друга смотрят: отец и сын Кадыровы на фоне луны. Замечательная работа. Как-то показывали сюжет по НТВ, как Рамзан демонстрировал свои подарки на день рождения. И среди них был его портрет, написанный Магомедом.

– Какой будет Первая в новом сезоне?

– Скоро будет выставка Мурада Халилова, наверное, под Новый год. Это другой Халилов – цветовая гамма поменялась, поменялось внутреннее состояние, а это очень важно. И потом это ведь не просто: выставку сделали, альбомы издали – это же своеобразная научно-исследовательская работа наша. Поэтому говорить, что существует непонимание и никто ничего не покупает, а искусствоведы и галеристы не работают, можно. Это есть и этого нет. И так везде. Всё зависит от отношения художника и его состояния на сегодняшний день. Видимо, у Апанди какой-то сложный период был, потому что никто его после этого интервью не узнаёт.

– И всё-таки вопрос о том, где проще реализоваться, там или здесь, имеет смысл?

– Реализоваться в плане чтобы продать – конечно, там проще. Людей, которые могут что-то купить, – больше. У нас – наоборот. Художников даже больше немножко. Есть художники, достаточно удачно присевшие на заказы, но это не искусство, а хорошее ремесло. А на хорошем искусстве практически всегда зарабатывать было невозможно. И это не государство, это такие правила, и все великие художники страдали во все времена. Это – удел. Нужно понимать. Требовать всеобщего понимания и поклонения – это сказка. Важно выбрать, что для тебя важнее: материальная независимость или комфорт душевный. Я считаю, что творчески реализоваться в Дагестане – бездна возможностей! ]§[

Номер газеты